Моральный аспект в психологии терроризма

Козионов А.А., г. Астрахань, Россия, октябрь 2016 г.

В настоящее время перед мировым сообществом стоит серьезная проблема международного терроризма, и как следствие, возникает необходимость осмысления и противодействия этому грозному явлению. В своих действиях терроризм, кроме достижения определенных политических, экономических и социальных последствий, направлен на то, чтобы оказать мощное влияние психологического характера на состояние людей. Своими бесчеловечными действиями террористы намеренно сеют среди населения атмосферу беспомощности, паники и страха. Для них невинные люди представляют собой не более, чем «расходный материал» на пути к достижению своих целей. Сейчас в мире по факту развернута и активно ведется террористическая война. Борьба с терроризмом тяжела, высокозатратна и малоэффективна. Причем у террористов в этой войне, всегда есть преимущество «первого хода».

Известно, что террор с любой стороны всегда порождает ответный террор. Этому способствует природа людей, выраженная в привычке всегда насилием отвечать на любое насилие. Получается, что в результате взаимного применения боевых действий, теряется смысл «бороться с террористами» и «уничтожать терроризм». Именно поэтому юридический, экономический и политический подходы к пониманию феномена терроризма не в состоянии в настоящее время выявить реальные причины, которые определяют характер возникновения и развития террористической деятельности, а служат лишь мерой констатации фактов.

В связи с этим мы предлагаем перейти к глубинному психологическому осмыслению данного явления. В статье представлен анализ морально обусловленных социально-психологических причин, определяющих возникновение, распространение и мотивационные факторы, лежащие в основе, современного терроризма.

Мораль и терроризм.

Рассмотрим несколько важных определений. Начнем с того, что любое общество и отдельные его граждане живут по установленным законам и правилам. Но кроме общественной морали в сознании каждого человека существует его личная индивидуальная мораль, которая в психике представляет собой особого рода социально-психологический комплекс, направленный на регулирование мышления и поведения индивида в соответствие с оценками типа «хорошо - плохо», «добро - зло» и др. В основе морали лежит механизм сравнения и оценок. Это делает ее относительной, изменчивой и ни в коей мере не абсолютной, какой она, как правило, представляется с точки зрения обыденного мышления. Считается, что мораль ограждает человека от «зла», что глубинным ее свойством выступает механизм бессознательной мотивации человека к выполнению им «хороших» поступков и избеганию «плохих», но по факту этого не происходит, поскольку моральное поощрение «хорошего и доброго» (положительное подкрепление) практически сводится к нулю. Возникает подмена мотивации «хорошего» на наказание, которое включает в себя систему моральных запретов – «нельзя делать плохое, а иначе получишь боль». Эти запреты жестко функционируют, как аверсивные стимулы, которые негативно усиливают стремление к их же нарушению по принципу «запретный плод – сладок» (Б. Скиннер). Формируется механизм моральной оценки в детском возрасте в результате подражания поведению своих родителей и благодаря интериоризации наказаний и поощрений, полученных ребенком в период детско-родительских отношений. Во взрослом возрасте, в тот момент, когда человек начинает «нечто» оценивать, как «плохое», у него автоматически включается «внутренняя система исполнения наказаний», вызывающая избегание, вытеснение и подавление нежелательного психического материала или запускающая процесс «самобичевания» (А.Бек, З. Фрейд). Усугубляется оценка «плохо» бессознательными реакциями, опирающимися на память ранее пережитых психотравм и стрессов. Глубинная основа моральной оценки сохраняется в психике на инстинктивном уровне и передается механизмами наследственности из поколения в поколение.

Терроризм устрашает людей насилием и произволом. Терроризм – это не работа, не профессия и даже не «хобби». Терроризм – это «образ жизни», который целиком захватывает человека и полностью подчиняет его своим интересам. Террористу нравится заниматься террором. У революционера-террориста не может быть личных желаний, дел, чувств и привязанностей; у него не может быть даже собственного имени. Он подобен «одержимому», захваченному одной мыслью и одной страстью – революцией ведущей к «торжеству справедливости», которая видится ему только, как террор. Террорист разрывает связь с моралью этого мира, но продолжает жить в этом мире с единственной целью - уничтожить этот «мерзкий для него мир», ради того, что наступит потом - в далеком «светлом будущем». Для оправдания своего насилия терроризм приписывает всю вину за возникновение жизненных проблем, социальных трудностей и политических конфликтов какой-либо группе, стране или правительству отдельного государства. Этому способствует культивирование «образа врага», ответственного за все беды, что дает возможность не только рационально объяснять, но и морально оправдывать использование любых форм экстремизма. Известно, что «образ врага» - это психологическая «Тень», возникающая, как проекция вытесненного негативного бессознательного психического материала, оцененного с моральной точки зрения, как нечто «плохое, неприемлемое и мерзкое» (К.Г. Юнг). Достаточно вспомнить пример евреев в Германии в 30-е годы ХХ века, в отношении которых нацисты устроили массовый геноцид, возложив на них ответственность за поражение в первой Мировой войне и за экономический кризис в послевоенной Германии. Подобную мотивацию легко обнаружить и в современном мире. Многие представители арабских стран склонны рассматривать современный терроризм, направленный против США, как вполне адекватную ответную реакцию против американской политики навязывания странам Ближнего Востока западных морально-культурных ценностей, разрушающих традиционный уклад и основы мусульманского мира. Несмотря, на кажущиеся различия в приведенных примерах, механизм детерминирующий насилие, – здесь один и тот же.

В психологическом плане обращает на себя внимание принцип морализации в процессе формирования «образа внешнего врага». Такого рода негативная идеализация приводит к экстремальности противостояния и враждебности групп по отношению друг к другу, направляя использование насилия в развитии конфликта по деструктивному руслу. При эскалации конфликтного противостояния неизбежно усиливается «моральная экскатегоризация», то есть исключение представителей враждебной группы из категории homo sapiens, т.е. «человека разумного», относящегося к людскому роду, а также исключение врагов из «морального пространства всего доброго и хорошего», что есть в человеке. В конечном счете, по отношению к «образу врага» возникает полное растворение общечеловеческих моральных регуляторов. Как следствие, в психике террористов формируются доминирующие установки, которые оправдывают применение насилия в отношении мирного населения («цель оправдывает средства», «уничтожать врага любой ценой и любыми средствами» и т.д.). Эти безжалостные принципы ставят саму жизнь в подчинение «величественной цели освобождения от тирании» и при этом воспринимаются самими террористами, как единственно правильные, оправданные и «высокоморальные». В среде террористов, одновременно с враждебностью к врагам, пропагандируется направленность на героическое самопожертвование своей жизнью. При этом жертвенное самоубийство в психологическом плане «морально облегчается» в тех случаях, когда общество, к которому принадлежит террорист-смертник, или его отдельные группы, начинают высоко ценить и идеализировать подобного рода действия ради «высшей цели». Усиливает стремление к самопожертвованию традиционность религиозных убеждений. Кроме того, лицо, совершающее самоуничтожение в процессе нанесения ущерба врагу, активно подкрепляется позитивными убеждениями в том, что не только будет одобрено со стороны определенной группы общества, но и получит за свой поступок «высшую Божественную награду на небесах». Такого рода социальные и мистические убеждения оказывают сильнейшее воздействие на психику. В психологии терроризма отмечается феномен, когда вопреки здравому смыслу террорист-смертник неожиданно начинает глубоко верить в собственное бессмертие, например в то, что при взрыве (в результате выполнения теракта), он не только останется жив, но и, ни при каких обстоятельствах не умрет в дальнейшем, ибо защищен свыше Божественной силой. Именно с этой целью многие террористы-смертники покрывают все свое тело изречениями из священных книг и писаний.

Можно сказать, что вопрос о морально-нравственной оценке терроризма представляется наиболее спорным и весьма противоречивым. В процессе его разрешения многое зависит от идейной и мировоззренческой позиции конкретной группы или конкретного человека, а также от сугубо личной моральной оценки субъектов и объектов террористических действий. Так, взрыв машины с солдатами для одной стороны – это акт террора, а для другой стороны – акт «возмездия» агрессорам и оккупантам. Здесь возникает оценка приемлемости, «полезности для себя» этого события и, следовательно, - «одобряемость или порицаемость» произошедших действий существующими у индивидов моральными нормами и правилами. К примеру, там, где западный мир рекламирует ценности государства с современной экономикой и процветанием демократических свобод, рядовой исламисткий террорист видит совсем другую картину: безбожие и разврат, непреодолимый контраст роскоши и нищеты, взятничество и беззаконие. Морально-религиозный взгляд на пороки западной цивилизации придает особый сакральный оттенок, как самой террористической деятельности, так и ее массовой поддержке со стороны основных слоев населения. Именно поэтому, объективность морального анализа, относящегося к терроризму, легко «перевертывается с ног на голову и обратно», при заведомо одностороннем взгляде на ситуацию, в случае, когда анализ начинает опираться, то на одну, то на другую идейно-мировоззренческую парадигму моральных оценок, и отказывается учитывать системный характер психологических проблем. Именно этот феномен породил стремление отдельных исследователей проводить анализ политического терроризма без приверженности какой-то идеологии, например, в рамках «концепции единого многополярного мира» (А. Дугин), когда процесс рассматривается системно, то есть, как «сегменты человечества совместными усилиями порождают зло насилия и сами несут за него свою долю ответственности». Попытки подобного системного анализа крайне редки. Более того, вплоть до настоящего времени в академических кругах продолжает превалировать контрпродуктивная тенденция исследования проблемы терроризма с позиции идейных ценностей исключительно западной цивилизации, выражающая крайнюю нетерпимость к проявлению любых чуждых взглядов (Соснин, 2010).

Как не парадоксально может показаться, но наиболее существенным социальным и психологическим фактором активизации терроризма следует рассматривать предельное духовно-эмоциональное состояние «недовольства жизнью» в современном мире. «Недовольство» - это особого рода социально-психологический, а не биологический феномен. «Недовольство» возникает в результате несоответствия будущих ожиданий и наступивших фактов действительности и по своей природе «недовольство» противоположно получению «удовольствия», то есть чувству удовлетворения человека. С позиции морали «недовольство» выражает собой негативную оценку ситуаций, событий, людей, и демонстрирует социальную неудовлетворенность индивида. Крайняя степень «недовольства» – это важнейшая характеристика стресса, которая аффективно манифестирует себя эмоциями страха, злости, обиды, вины и стыда. В эмоциональном плане «недовольство» разделяется на три типа в зависимости от вектора направленности в отношении субъекта:

- недовольство, направленное от субъекта к другим людям, характеризуется эмоциями обиды и злости;

- недовольство, направленное от других людей к субъекту вызывает чувство вины, страха и стыда перед людьми;

- недовольство субъекта самим собой сопровождается чувством стыда перед самим собой и муками совести.

Данное положение можно проиллюстрировать особенностью проявления дефицитарных потребностей и мотивов (пирамида А. Маслоу), которые лежат в основе психологии терроризма.

Первая потребность – это так называемая «витальная потребность». Неудовлетворение потребности в пище, здоровье, наличии крыши над головой для себя и своей семьи – вызывает в людях чувство вины и стыда перед окружающими. Именно такие люди (кто ничего не имеет и фактически ничего не может потерять) становятся первыми кандидатами для вступления в экстремистские организации, которые обещают им лучшие условия жизни, после того, как «властьимущие» лишаться того, чем владеют. Усиливает эту потребность гигантский классовый разрыв в обществе, лежащий между имущими и неимущими людьми. Со стороны населения такие настроения обеспечивают широкую общественную поддержку различным повстанческим и террористическим группам. Кроме того, общественное недовольство начинает выражаться не только чувством обиды, благодаря которому вытесняется вина, но также и чувствами ненависти и злости, которые концентрируются на «образе врага», что психологически компенсирует в личности всю глубину переживаний униженного положения.

Вторая потребность – «потребность в безопасности». Отсутствие безопасности в жизни индивида автоматически способствует возникновению «недовольства» в форме тотального преувеличенного страха. «Преувеличенные страхи» - нереальны по своей природе, их не существует в настоящем, они порождение неадекватного восприятия будущей опасности. Такие страхи настолько искажают восприятие, что сама реальность принимает вид жутковатой фантасмагории. Мрачные иллюзии не только рисуются в сознании, как реальные, но и полностью детерминируют поведение, лежащими в их основе неосознаваемыми страхами. В результате это приводит к совершенно неадекватным мерам противодействия любому влиянию извне. В психологических состояниях подобного рода, усиливается механизм проекции, рисуя в уме ужасающий «образ врага» или «козла отпущения». Особенность преувеличенного страха - в том, что он вызывает внезапные приступы ненависти и злости, порождая эскалацию насилия, как ответную реакцию лишь на намек потенциальной угрозы со стороны «противника» в условиях продолжающегося конфликта.

Третья потребность – «потребность в самореализации». В этом случае «недовольство» формируется отсутствием способности принимать собственные независимые решения в отношении своей жизни, свободы и достижении счастья. Такое «недовольство» вызывает в обществе коллективные эмоции обиды и злости. По сути – это всегда проблема власти. Именно страх потерять власть является одной из возможных причин возникновения государственного терроризма, когда властные структуры используют террористические методы подавления свобод с целью удержать население страны в подчинении (сталинский режим в Стране Советов, культурная революция в Китае и др.).

Четвертой базовой потребностью является «потребность в социальном признании и уважении», то есть в признании другими группами ценностей и идентичности собственной группы, своего этнического, религиозного или культурного группового членства. Неудовлетворенность этой потребности формирует «недовольство» с ярко выраженным чувством «справедливости». Фактически под «чувством справедливости» всегда скрывается исключительно эмоция обиды, вызывающая острое желание жестоко мстить своим обидчикам за демонстрируемое ими неуважение к традициям и ценностям своего народа. В этом случае само действие «отмщения» и есть реальное выражение «высшей справедливости», исполнение которой ощущается людьми, как предназначение, делающее их «подобными справедливому Богу».

Рассматривая эмоциональный механизм неудовлетворенных потребностей, можно прийти к следующим выводам. Обостренный дефицит в удовлетворении базовых потребностей в сочетании с морально обусловленным мышлением, формирует взгляд на социальную действительность с позиции «черно-белого» восприятия и порождает колоссальное чувство «недовольства» в людях, без надежды в реальности настоящего (т.е. в ситуации «здесь и сейчас») получить удовольствие. Когда человек воспринимает, что ему в «настоящем плохо», то мораль направляет его на поиск «хорошего» в другое место, например, «хорошее» для него возникает не «сейчас», а «потом», то есть в «области нереального будущего». Именно таким образом формируются у отдельного человека и у общества в целом мечты о наступлении «светлого будущего». Чем сильнее социальные иллюзии и выше «морализованность» и чувство «недовольства» в сознании индивидов, тем острее проявляется терроризм среди данного населения.

Хочется отметить, что все сказанное ни в коей мере не означает оправдания действий международного терроризма, но направлено, прежде всего, к новому осмыслению проблемы терроризма с позиций моральной и эмоционально-психологической стороны этого феномена.

Личность террориста.

Террористы – это особый класс людей; «они герои и подвижники, но с отрицательным знаком»; они отмечены «каиновой печать избранничества» и имеют двойственное отношение к смерти. У террористов наблюдаются особая психология. В отношении появившегося в ХIХ веке феномена терроризма известный психолог Ламрозо писал, что это «особый род морального помешательства». Если посмотреть на терроризм с позиции современной психиатрии, то данному явлению ближе всего соответствует «элептоидная психопатия», которая характеризуется состоянием дисфории – т.е. мрачно-злобного настроения, во время которого больные ищут, на ком или на чем сорвать накопившееся зло. Бурным аффекивным реакциям обычно предшествует постепенное закипание подавленного ранее раздражения. В аффекте и во время драк звереют – способны наносить тяжкие повреждения. Чаще всего демонстрируют садистко-мазохисткие склонности. Получают удовольствие, только мучая или жестоко избивая слабых, беззащитных, зависимых от них или неспособных дать им отпор людей. Если пьют, то до беспамятства. Имеют склонность к суицидальным проявлениям. «Эпилптоидная психопатии» сочетается с общей психической регидностью, конкретными проявлениями которой являются внешняя обстоятельность мышления, утрированный педантизм и аккуратность, гипертрофированные обязательность и исполнительность, мелочность, придирчивость, а также злопамятность. С подчиненными и с близкими людьми бывают жестокими тиранами. С начальством нередко льстивы и угодливы. Любой ценой стремятся к власти. Умеют заставить подчиненных выполнять свои распоряжения любой ценой. Все дела содержат в идеальном порядке. Эти способности порой могут позволять им успешно продвигаться по служебной лестнице.

Террорист характеризуется сверхактивностью, импульсностью поступков, лживостью, крайне легким отношением к морали общества и ощущает себя «сверхчеловеком», что проявляется в высказываниях типа: - «Когда отнимаешь чью-то жизнь, то чувствуешь себя Богом!». Критика к своему поведению заметна снижена. Террорист – это пограничная, «аномичная» личность. «Аномия» - это противоположность толерантности, выражает собой отрицание закона и отсутствие нормальных социальных норм, регулирующих поведение. Вместо логики – «вера в лозунги»; вместо мышления – «приказ»; вместо желаний – «надо и должен». Террорист не воспринимает рациональные доводы и логические доказательства, он верит только в «идею борьбы» и в свою «высшую миссию». С ним бесполезно обсуждать какие-либо компромиссы, поскольку террорист не способен общаться с другим человеком в режиме диалога. Его общение представляет собой либо выслушивание того, кто для него авторитетен, либо превращается в собственные длинные монологи. У террориста отсутствуют рациональные компоненты поведения, а эмоциональные возобладают до такой степени, что становятся страстными и аффективными. В состоянии хронического стресса происходят мгновенные переходы от одного эмоционального состояния к другому. Нет у него в лексиконе понятий «можно и нельзя», «возможно и невозможно», вместо этого - «хочу, дай, мое; причем дай мне сейчас и немедленно», а иначе «накажу, изобью или убью».

Современный террорист чувствует себя «машиной разрушения». Для него чужды нравственные размышления. Он следует принципу «иншалла» - «все во власти Аллаха и по милости его». У террориста - «туннельное зрение», поскольку он пребывает во власти сверхценной идеи – «идефикс». Он видит в «прекрасном будущем» свет в конце туннеля и ничего не замечает вкруг, игнорируя окружающий его мир. Терроризм и экстремизм всегда опирается на фанатиков («fanum» – жертвенность, «faniticus» – иступленный) и именно они составляют большую часть террористических организаций. Фанатики характеризуются непоколебимой приверженностью своим убеждениям, верованиям и нетерпимостью к любым другим взглядам. Вера, фанатиков предполагает полную готовность к внушению, подражанию и эмоциональному заражению. Такая вера может довести людей до состояния экстаза и исступления. Например, долг обязывает фанатика шахида стать террористом-смертником. У него нет ни сомнений, ни колебаний. Это выражено в инструкции боевикам «ХАМАЗ», где говорится:

- «Долг – выше заповедей!»;

- «Боишься - не делай. Делаешь – не бойся!».

Идеолог терроризма Борис Савенков писал, что настоящий террорист должен иметь стальные нервы, что достигается путем постоянных тренировок, направленных на жестокое подавление эмоций при помощи рациональной строгости и железной дисциплины. Террор – «занятие предельно серьезное, он не позволяет веселится, и быть разболтанным». Конспиративная жизнь опасна, поэтому вынуждает подавлять гнев, обиду, месть, презрение, страх и злость. В результате такой психологической подготовки, у террориста исчезает ощущение естественного «удовольствия» и формируется суррогатное состояние «псевдо -удовольствия», выраженное в том, что он начинает жить чувством воодушевления и предвосхищения от того вреда, который ему удастся причинить своим врагам.

Большинство исследователей мотивации терроризма на личностно-индивидуальном уровне отмечают тот факт, что среди людей занятых террористической деятельностью, в отличие от обычных уголовных преступников, практически отсутствует психопатология (в соответствии с «Медицинским классификатором болезней» МКБ-10 – психопатия не считается патологией человека). Вместе с тем в психологическом профиле типичного террориста можно увидеть определенные черты, указывающие на предрасположенность к экстремизму. Во-первых, – это ригидность «я – концепции», то есть жесткая защита своего «я» от внешних изменений, что сопровождается постоянной агрессивно-оборонительной готовностью. Во-вторых, неадекватная личностная идентичность (т.е. низкий уровень самооценки). В-третьих, жажда социального признания, выраженная в неудовлетворенной потребности присоединения к группе. В-четвертых, острое переживание социальной несправедливости со склонностью проецировать на общество причины своих неудач. В-пятых, социальная изолированность и отчужденность. В-шестых, социальная униженность, то есть определение своего места на обочине общества, с полной потерей жизненной перспективы.

В приведенных характеристиках прослеживается жесткая моральная обусловленность восприятия действительности, имеющая обостренное чувство недовольства - «все плохо», и закрепленная ригидностью моральных взглядов и нетерпимостью к их изменениям. Суть этого механизма - в опоре на психологическую защиту «я», то есть в сознательном сохранении всего того, что оценивается, как «хорошее» в личности террориста, с одновременным избавлением от «плохого», которое обнаруживает мораль в фактах его собственного негативного проявления. Когда мораль оценивает нечто, как «плохое» и неприемлемое для личности, то, как говорилось выше, в человеке автоматически включается «внутренняя система исполнения наказаний», безусловно разворачивая его к беспощадному подавлению рассадника зла. В этом случае, особенность проецирования «Тени» заключается в том, что все «плохое, безобразное, вредное и злое», что вытеснено индивидом из личности в свое бессознательное, безапелляционно приписывается представителям чуждого ему общества. При этом сам человек начинает ощущать себя, как бы находящимся «над ситуацией», в состоянии похожем на «внутреннюю опустошенность» и полную «безэмоциональность». Одновременно с этим, «хорошее, доброе и чистое» словно исчезает из области настоящей действительности, поскольку достичь этого «здесь и сейчас» нет ни малейшей возможности. «Хорошее» начинает воспринимается террористом исключительно в области нереального «светлого будущего», к достижению которого направлены все его духовные и эмоциональные силы (построение справедливого коммунистического общества, воздаяние за страдания после смерти, награда Аллаха и т.д.). В результате таких действий, моральные взгляды террориста становятся особо ригидными, то есть незыблемыми и непоколебимыми и, даже, абсолютно не восприимчивыми к сознательной самокритике со стороны индивида, а тем более к критике со стороны других людей.

Для лучшего понимания морального аспекта терроризма рассмотрим данные, полученные в ходе психологических исследований посвященных экстремисткой деятельности. Обнаружено, что моральная поляризация сознания и «эмоциональная бедность» превращает террористов в весьма агрессивных людей, которые ориентированы на импульсивные действия и стремятся к постоянному поиску «острых», «горячих», а порою и извращенных ощущений. Специалисты выделяют специфические личностные характеристики, присущие исключительно террористам и отсутствующие у других преступных элементов:

- экстернализация (т.е. стремление к объяснению своего поведения, как полностью зависящего от внешних обстоятельств);

- психологическое расщепление (т.е. одновременное существование в личности террориста противоречивых, морально несовместимых оснований поведения: все «хорошие» поступки исключительно мои, а все «плохие» - не мои).

Полученные данные, неопровержимо свидетельствуют о том, что у большинства террористов имеется подобного рода акцентуации, дополненные выраженной психопатией, как пограничным личностным расстройством психики. Специалисты подчеркивают, что такие мотивационные механизмы обнаруживаются достаточно часто в процессе исследования террористов, и естественно позволяют сделать вывод об «одинаковости» их демонстрационного стиля поведения.

Наиболее значимой чертой террориста является «психологическое расщепление», которое обусловлено острыми психотравмами детства и определяется клиницистами, как «нарцистические раны», поскольку относится к патологии развития ущербной личности, с присущей ей низкой самооценкой. Индивиды с такой глубоко травмированной «я – концепцией», не в состоянии интегрировать «хорошие» и «плохие» характеристики своей личности. Внутри психики, представления подобного рода у индивида разделены на морально - дихотомичные категории. Индивид с такой искаженной личностной структурой идеализирует и сохраняет свое положительное «я», отделяя и проецируя во вне все свои «слабости» и все свои отрицательные характеристики и проблемы, принципиально выискивая источник жизненных трудностей не в себе, а во внешнем мире. Такие люди «просто нуждаются» в наличии внешнего врага, которого они могут с легкостью обвинить во всех неудачах своей личной жизни и этим понизить уровень когнитивного диссонанса в психике. Они видят «романтику революций и террора», как наиболее привлекательную концепцию «торжества справедливости» и «героики собственной жизни».

Учеными Западной Германии при поддержке Министерства внутренних дел страны были проведены социально-психологические исследования 250 террористов (1980-1984 гг.), опубликованные в четырех томах. Исследователи выявили некоторые особенности, которые при сравнительном анализе делают террористов непохожими на других людей того же возраста и пола. Так были выделены две группы личностных характеристик:

1) экстремальная зависимость от террористической группы, экстраверсия, как личностная характеристика, сочетающаяся с паразитическим образом жизни и стремлением к «взбадриванию» своей жизненной активности;

2) враждебная подозрительность, демонстративная агрессивность и защитно-агрессивное поведение, как доминирующий стиль взаимодействия с другими людьми.

Эти результаты дополняются данными исследований Дж. Поста, свидетельствующими о том, что многие террористы оказались неудачниками в своей личной, образовательной и профессиональной жизни. Комбинация переживания личностной неадекватности приводила их к поиску привлекательной группы людей, мыслящих так же, как и они. Так опрос бывших террористов показал, что мотивацией вступления на путь экстремизма они считали стремление к реализации своих жизненных возможностей, которых, как им казалось, их лишило общество. Однако, в настоящее время практически неизвестна мотивация тех людей, кто по своей воле решился порвать с терроризмом. Как правило, ее подменяют различные рациональные объяснения, рассуждения и интерпретации ситуаций бывшими террористами, о которые те говорят с целью собственной реабилитации в глазах общества. Получается, что в ситуации, когда террористическая деятельность перестает приносить им ожидаемые дивиденды, они начинают раскаиваться и предавать своих товарищей. Показательно, что те, кто оставил террористическую деятельность, но «не раскаялся в содеянном», обычно стремятся объяснять свое решение тем, что «они просто устали от такой жизни».

Рассматривая особенности деструктивной личности, мы не надеемся утверждать, что приведенный набор характеристик является каким-то окончательным и обобщенным профилем личности террориста. В ряде случаев морализация становится специфичной и усугубляется характерными идеологическими и религиозными мотивами, обуславливающими принадлежность определенного человека к тому или иному обществу. В этом случае террористическая группа играет особую роль катализатора в моральном «черно-белом» восприятии действительности. Она в психологическом смысле снимает у индивида ущербность собственной идентичности, которая выражена в особенностях его «я-концепции». Группа становится для террориста стабилизирующей психологической основой, позволяющей ему чувствовать себя «хорошим» человеком и полноценной личностью; она превращается в опору его самосознания и обретения смысла жизни, выступая суррогатным заменителем подлинных смыслообразующих ориентаций его личности. Группа становиться мощным психологическим механизмом духовной, ценностной и поведенческой защиты, прежде всего в области моральных представлений человека. Это ведет с одной стороны к феномену «группового фаворизма» (моя группа самая важная и «правильная»), а с другой стороны к «межгрупповой дискриминации» (объяснение действий «своих» и «чужих»). Изолированность группы и постоянная угроза преследования, на фоне нескончаемых страхов, усиливают чувство сплоченности, групповое давление и групповое мышление, что, в свою очередь, создает эффект групповой поляризации («мы» и «они»), вызывает размывание ответственности («мы в одной лодке»), порождает склонность совершать рискованные поступки, но недооценивать личностные последствия выполняемых акций.

Феномен террориста-смертника.

В истории человечества есть масса примеров принесения себя в жертву для нанесения максимального ущерба врагу. Однако, суицидальный терроризм с целью убийства гражданского населения, можно считать достаточно новым явлением. Число терактов, совершенных смертниками, возрастает год от года. Смертников используют не только радикальные исламские группировки, такие как «Аль-Каида», «Хесболла» или «ХАМАС», но и далекие от религиозной идеологии террористические формирования. Безусловным лидером по количеству организованных суицидальных терактов являются «Тамильские тигры освобождения» в Шри-Ланке, чья идеология имеет коммунистический оттенок. В большинстве своем подобного рода теракты являются четко и хладнокровно спланированными по времени. Они направлены на тщательно отобранные мишени и преследуют отчетливые политические цели. Сами террористы-смертники, даже чудом избежав своей гибели, не отказываются от выбранного ими пути.

Индивидуальная личность террориста и его непосредственные мотивы довольно слабо коррелируются с суицидальной формой терроризма, здесь проявляется особый род системного явления, и анализировать приходиться групповые и межгрупповые уровни организации общества. Способствующими факторами принесения себя в жертву выступают - конспирация и социальная изоляция. Эти факторы делают границы террористической группы непроницаемыми. Любой, кто по определенным причинам, хотя бы на время стремиться покинуть расположение группы, становиться потенциальной угрозой для безопасности остальных ее членов. Такие особенности резко ослабляют возможность социального влияния, которое может быть оказано на террориста-смертника близкими родственниками и значимыми другими, например друзьями, старейшинами, религиозными деятелями и т.п. Полная изоляция намеренно усиливается в период непосредственно предшествующий совершению «акции», когда готовящийся поступок смертника активно поддерживается и одобряется остальными членами террористической группы. Наличие «врага», который воплощает в себе весь негатив, формирует особое психологическое состояние будущих действий «вне добра и зла», которое смертник ощущает, как нечто «божественное». Одной из причин изоляции террористических групп от культурного сообщества является убеждение в том, что «нынешний мир незаконен и не имеет никакой значимости» – это относится, прежде всего, как к мировому обществу в целом, так и к живущим в этом обществе людям. Террористы уверены, что этот мир несправедлив и нелигитимен., что существующий порядок обречен и проклят Богом, что на смену «мерзким и отвратительным людям» в скором времени придет совершенно другое общество, ради которого необходимо осуществлять радикальные изменения и жертвы. Этот феномен аналогичен «вере в высшую справедливость мира», то есть в то, что без вины перед Высшими силами никакой человек не может быть наказан, и поэтому факт наказания прямо говорит о наличии греха и виновности данного человека. Такого рода логика не отличается по своей сути от мировоззрения отцов средневековой инквизиции («Молот ведьм»).

В своих представлениях суицидальный терроризм опирается на морально одобряемый героический образ «мученика», поддерживаемый религиозной или псевдорелигиозной идеологией (исламский джихад, шахидизм, народовольчество в царской России, идея героев освобождения у «Тамильских тигров» и др.). Кроме того, в исламских государствах семьи погибших террористов-смертников получают материальную помощь, как от самих террористических организаций, так и от сочувствующих лиц. В своих беседах проповедники экстремистских групп всячески поддерживают обсуждение героических мифов о самопожертвовании. Идеология смертничества использует культурные традиции и исторические примеры, делающие подобного рода гибель не только приемлемой, но и похвальной с моральной точки зрения. К примеру, летом 2001 проводились социальные исследования на Ближнем востоке и более 70% опрошенных палестинцев одобрили действия террористов-смертников.

На внутриличностном уровне в психологии смертника явно проявляется искажение временной перспективы: «настоящие» - пропитано опасностью и эмоционально отвергается, делаясь менее значимым, в противовес «будущему», которое рисуется в идеальных красках. С позиции морали настоящее – это «плохо», а будущее – это «хорошо». В результате происходит обесценивание, не только своей собственной, но и чужой жизни, а действия начинают, подчиняются безжалостному принципу «цель – оправдывает средства» или «разрушение мира необходимо для его спасения». Наиболее яркий пример стремления избавиться от негативной идентичности представляют собой те женщины-террористки, которые были изнасилованы эмиссарами террористических организаций и потеряли возможность вернуться в общество (из-за того, что они обесчещены). Для них совершение теракта воспринимается, как единственное средство спасти свою честь, перейдя в будущем из разряда «падшей» женщины в статус «святой мученицы». По своим психологическим ощущениям, сами смертники воспринимают себя «психологически мертвыми», чувствуя, что они уже находятся «вне этого мира», по ту сторону моральных понятий «добра и зла». Они воспринимают себя «безэмоциональными» и «опустошенными», как боевые машины своей террористической организации.

Довольно часто, психологи отмечают, что среди потенциальных террористов-смертников наблюдается негативная идентичность, связанная с чувством унижения за свою этническую группу, которая возникает у людей вследствие массового посттравматического синдрома. Известно, что среди террористов-смертников значительную часть составляет молодежь, пережившая войну и выросшая в семьях беженцев. Идеологи джихада постоянно подчеркивают этот факт, когда указывают, что жертвенный террористический акт направлен на привлечение внимания общества к униженному национальному положению. Исследования молодых подростков мусульман в Секторе Газа (90-е годы ХХ века) показало, что ориентация на применение терроризма и насилия в большей степени связана с ущемленной гордостью за свою социальную группу, чем с депрессией и антисоциальным поведением. Такие настроения возникают, как правило, в условиях высокой сплоченности и при наличии соответствующих моральных норм общества, одобряющих совершение терактов, как единственно возможных способов политической борьбы, и усиливаются механизмом подражания (например, брату-смертнику) и механизмом социальной конформности (т.е. следованию указаниям религиозных или партийных авторитетов).

Заключение и выводы.

В настоящее время международная борьба с терроризмом ведется исключительно методами прямого уничтожения террористов и террористических организаций, а не путем устранения тех психологических причин, которые побуждают людей в принципе заниматься экстремисткой деятельностью. В психологической литературе, посвященной терроризму, в основном уделено внимание не поиску какой-либо одной причины, а выявлению сложных комплексов взаимосвязей между факторами разного порядка: проводится рассмотрение внутриличностных, внутригрупповых, межгрупповых и общесоциальных уровней взаимодействия людей. Очевидно, что данный подход, направленный на усложнение процесса понимания терроризма, не способствует эффективному решению поставленной задачи его преодоления в современном обществе, поскольку истоки терроризма коренятся не в головах отдельных лидеров, не в религиозных общинах, не в радикальных организациях и не в бедных национальных меньшинствах, а находятся в подсознании каждого человека, в том, что прикрыто привычным и «красивым фасадом» морали.

Рассмотрев влияние морально обусловленных психологических факторов, которые лежат в основе поведения и восприятия действительности террориста, мы приходим к следующим выводам. Именно жесткая система моральных взглядов разворачивает человека к «негативному осуждению действительности», что вызывает, с одной стороны, резкое усиление «общего недовольства» условиями существования себя и своей группы в обществе, и, с другой стороны, создает условия абсолютной невозможности иметь «удовольствия» в реальности.

Под действием механизма «моральных запретов» происходит расщепление целостности психики террориста - «все плохое» переносится в настоящем на «образ врага», а «все хорошее» уходит в область мечты о «светлом будущем». В результате этого внутриличностного конфликта в психике террориста возникает активность, направленная на уменьшения возникшего когнитивного диссонанса представлений. Эта активность выражает себя во внешнем мире в виде экстремистской и террористической деятельности.

Нам видится, что общественность и прежде всего социальные психологи могут немало сделать для снижения общей террористической угрозы, если их внимание будет обращено не на осуждение негативных процессов, связанных с социальной напряженностью, а на системные особенности этого явления, которые обусловлены, прежде всего, ригидностью моральных взглядов. Подводя итоги рассмотрению вопроса «о связи морали и терроризма», можно сделать вывод, что осуществление комплекса мер, направленных на достижение психологического комфорта «здесь и сейчас», с одновременным устранением «состояния недовольства» в обществе позволит не только усилить процесс толерантности восприятия социальной действительности у отдельных людей, но и может способствовать общему снижению роста экстремизма в мире.

Список литературы

Дугин А. Теория многополярного мира: Компендиум - Кишинев: Народный университет, - 2014.
Когнитивная психотерапия/Е. Томас Дауд. – СПб.: Питер, 2003.
Лейбин В. Психоанализ. Учебник. – СПб.: Питер, 2002. Личность: теория, эксперименты, упражнения. – СПб: прайм-ЕВРОЗНАК, 2001. (Психологическая энциклопедия).
Мертон Р. Социальная структура и аномия // Социология преступности. – М.: - 1966.
Ольшанский Д.В. Психология терроризма // Психология террористов и серийных убийц : хрестоматия – СПб.: Питер, 2002 г.
Психиатрия: Учебник/ Коркина М.В., Лакосина Н.Д., Личко А.Е., Сергеев И.И. – 2-е изд., доп., перераб. – М.: МЕДпресс-информ, 2002. .
Психология терроризма: [учебно-методическое пособие]/сост. Э.Л. Боднар; М-во образования и науки РФ, урал. Федер. Ун-т – Екатеринбург : Из-во университета, - 2013.
Савинков Б. Воспоминания террориста// Избранное., М: Московский рабочий, - 1990.
Соснин В.А. Психология современного терроризма : учебное пособие. М.: - 2008.
Хоффман Б. Терроризм: взгляд изнутри. М.,- 2003.